Бесконечная шутка - Страница 30

- Марихуана. Большинство думает, что марихуана - просто незначительный наркотик, знаю, просто обычное растение: от марихуаны кайфуешь, от крапивы – чешешься… и если скажешь, что у тебя проблемы с Хоупом - все только посмеются. Потому что ведь есть столько наркотиков куда хуже. Поверь, я знаю.

- Я не буду смеяться, Кэтрин, - сказал врач, и сказал серьезно.

- Но я так его обожаю. Иногда он как центр моей жизни. Он делает со мной, знаю, что-то нехорошее, и мне уже запрещали в лоб курить, на Парнате, потому что, говорил доктор Гартон, никто не знает, что будет от этой конкретной комбинации, это как рулетка. Но через какое-то время я всегда про себя думаю, что уже прошло какое-то время, и теперь, если дуну, все будет по-другому, даже на Парнате, и я дую, начинаю по новой. Начинаю всего с пары затяжек дюбуа после работы, чтобы пережить ужин, потому что ужин с мамой у меня... в общем, но да, очень скоро через какое-то время я уже у себя в комнате с вентилятором, направленным в окно, всю ночь выбиваю косяки и курю на вентилятор, чтобы убить вонь, и прошу ее говорить, что меня нет, если позвонят, и вру про то, что делаю всю ночь, даже если она не спрашивает - когда спрашивает, когда нет. А потом через какое-то время я дую косяки на работе, в перерывах, иду в туалет и курю в окно, там есть такое маленькое окошко, высоко, с матовым стеклом, все в пыли и паутине, и лицом к нему придвигаться противно, но если его помыть, боюсь, миссис Диггс или еще кто наверняка догадается, что кто-то что-то делает у окошка, стоит на каблуках на краю унитаза, чистит зубы, и заливается Коллириумом флаконами, и ставит на рабочем телефоне аудиозапись, и всегда хочет пить перед тем, как ответить, потому что во рту сухо, особенно на Парнате, от Парната во рту и так сухо. И очень скоро я абсолютно параною, что все знают, что я накуренная, на работе, прямо в офисе, под кайфом, от меня несет и я единственная, кто не чувствует, что от меня несет, я как бы так одержима этим «Они знают, они видят?», что через какое-то время прошу маму позвонить и сказать, что я заболела, чтобы сидеть дома, когда она уходит на работу, и быть совсем одной и не волноваться про «Они знают», и курить на вентилятор, и обрызгивать дом Лизолом, и рассыпать везде из лотка Рыжика, чтобы весь дом пропах Рыжиком, и курить, и затягиваться, и смотреть ужасную дневную фигню по ТП, потому что не хочу, чтобы мама видела заказы на картриджи в дни, когда я типа как болею, и вот я уже становлюсь одержима «А она знает?» Становлюсь все никчемней и никчемней, и вот уже саму задолбало, сколько можно курить, - это всего через пару недель, - и вот я накуриваюсь, а сама не могу думать ни о чем, кроме как что надо бросить Боба, чтобы вернуться на работу и начать отвечать, когда звонят люди, чтобы начать жить хоть какой-то жизнью, а не валяться в пижаме, прикидываться, что болею, как третьеклассница, и курить, и без конца смотреть ТП, и, в общем, после того, как я докуриваю все, что было, я всегда говорю - «Все, хватит», и выкидываю всю бумагу и трубку - я, наверное, уже пятьдесят трубок выкинула, это включая некоторые отличные деревянные и медные, и включая парочку из Бразилии, мусорщики, небось, каждый день копаются в нашей районной мусорке, чтобы найти еще годную трубку. Короче, бросаю. Прекращаю. Он меня задолбал, мне не нравится, что он со мной делает. И возвращаюсь на работу, и пашу как проклятая, чтобы возместить за пару последних недель и накопить энергию для нового начала, понимаешь?

Лицо и глаза девушки примеряли различные эмоциональные конфигурации, но все они на уровне чутья необъяснимо казались какими-то пустыми и, может, не до конца искренними.

- И в общем, - сказала она, - но, короче, бросаю. А через пару недель после того, как я много курила и, наконец, бросила, и вернулась к настоящей жизни, через пару недель после начинает вползать это самое ощущение, сперва немножко краешком, типа, первая мысль поутру, когда встаешь, или пока ждешь в подземке по дороге домой, после работы, на ужин. И я пытаюсь отрицать, ощущение, игнорировать, потому что боюсь его больше всего на свете.

- Ощущение, которые ты описываешь, начинает вползать.

Кейт Гомперт наконец вздохнула по-настоящему.

- А потом - и неважно, что я делаю, - становится хуже и хуже, ощущение растет больше и больше, и опускается фильтр, и страх перед ощущением из-за этого ощущения становится куда хуже, и через пару недель оно постоянное, ощущение, и я целиком внутри него, я в нем, и все вокруг искажается им, и я уже не хочу курить Боба, и не хочу работать, или гулять, или читать, или смотреть ТП, или гулять, или сидеть дома, или вообще хоть что-нибудь делать или что-нибудь не делать, я не хочу ничего, только чтоб ощущение ушло. А оно не уходит. А еще с ощущением приходит готовность пойти на все, чтобы оно ушло. Пойми. На все. Ты понимаешь? Я не хочу сделать себе плохо, я хочу, чтобы мне не было плохо.

Врач даже не притворялся, что делает заметки. Он не мог не стараться определить, действительно ли та отстраненная пустая неискренность, которую пациентка будто проецировала во время - с клинической точки зрения - значительной ставки и движения к доверию и самораскрытию, проецировалась самой пациенткой или же как-то контр-транслировалась или -проецировалась на пациентку собственной психикой врача из-за какой-то тревоги по поводу множества критических терапевтических возможностей, которые представляло ее откровение о тревоге из-за злоупотребления наркотиками. Пауза, которую требовали эти размышления, выглядела со стороны как трезвое и продуманное взвешивание слов Кейт Гомперт. Она снова уставилась на взаимодействия своих ног с пустыми водонепроницаемыми кроссами, ее лицо колебалось между выражениями, которые ассоциировались со скорбью и страданием. В медицинской литературе, которую читал врач для подготовки к практике в психиатрическом, не было никаких указаний на связь между униполярными эпизодами и отказом от каннабиноидов.