Бесконечная шутка - Страница 17

Орин теперь всегда принимает душ настолько горячий, что едва может стоять под струей. Стены в ванной выложены мятно-желтой плиткой, которую выбрал не он, а, может, фри-сэйфти, который жил здесь до того, как «Кардиналы» отправили его «Новоорлеанцам» вместе с двумя запасными гардами и кругленькой суммой в обмен на Орина Инканденцу, пантера.

И хотя его дом уже сотни раз обрабатывали люди из службы дезинсекции, из сливных отверстий в ванной все равно лезут огромные тараканы. Канализационные тараканы, как называли их дезинсекторы. Blattaria implacablus или что-то типа того. Реально огромные. Похожие на бронированные автомобили. Абсолютно черные, с панцирями словно из кевлара и с прочими наворотами. Бесстрашные, выросшие в гоббсовой канализационной ловушке, там, внизу. Маленькие, коричневые тараканы в Бостоне и Новом Орлеане тоже были довольно неприятны, но с ними хотя бы легко справиться: заходишь в комнату, включаешь свет и они разбегаются. А эти юго-западные гады - включаешь свет, а они только смотрят на тебя такие: «Чо, какие-то проблемы?» Орин раздавил одного из них, только раз, когда эта тварь, как из ада, выползла прямо из сливного отверстия в тот момент, пока он принимал душ; он голый вылез из душа, надел ботинки, вернулся и традиционным способом раздавил его, и таракан буквально взорвался у него под подошвой. В том месте на затирке между плитками до сих пор остался след. Его, кажется, невозможно отчистить. Нутро таракана. Мерзость. Он предпочел просто выбросить ботинки – это лучше, чем счищать останки таракана с подошвы. Теперь он держит в ванной стеклянные стаканы, и если, включив свет, видит таракана, накрывает его стаканом. Через пару дней стенки изнутри запотевают и таракан дохнет от асфиксии, и Орин помещает их – стакан и таракана – в отдельные пакеты с застежками и выбрасывает в мусорные урны рядом с гольф-клубом дальше по улице.

Желтый плиточный пол в ванной иногда выглядит как минное поле, всюду перевернутые стаканы с огромными тараканами внутри, которые стоически дожидаются смерти, просто сидят, наполняя стакан своим тараканьим углекислым газом. Орину тошно это видеть. И теперь он догадался, что чем горячее вода в душевой, тем меньше вероятность, что из слива вылезет одно из этих маленьких бронированных чудовищ.

Иногда первым делом с утра он находит их в унитазе, они барахтаются там по-собачьи, пытаются зацепиться за край. Кроме того, Орин не в восторге от пауков, хотя это скорее подсознательное; он не дошел до уровня от Самого, который испытывал вполне сознательный ужас при виде юго-западных черных вдов и их хаотичных паутин, – черные вдовы здесь везде, как и в Туксоне, всегда на охоте, кроме самых холодных ночей, их пыльные, лишенные рисунка паутины растянуты везде, где позволяет угол, – в любом мрачном, тихом месте. С черными вдовами сотрудники службы дезинсекции справляются гораздо лучше. Орин вызывает их раз в месяц; у него что-то вроде подписки на их услуги.

И все же тараканы – вот что, помимо высоты и раннего утра, вызывает в нем ужас. Когда он был ребенком, он отказывался спускаться в метро Бостона на станции, расположенные близко к бухте. При виде таракана его охватывала нервная дрожь. В некоторых районах вокруг Нового Орлеана появился какой-то особенный зловещий тропический вид летающего таракана, - целое нашествие, - они были маленькие и тщедушные, но зато, блядь, умели летать, и по ночам их находили в колыбелях младенцев, они роились там вокруг маленьких детей, особенно в нищих, многоквартирных домах; и, как сообщалось, питались экСбиттом коньюктивы из глаз младенцев, какой-то особой оптической слизью – это ж, мать твою, готовый образ из кошмарного сна: маленькие летающие тараканы, которые хотят добраться до глаз младенца, – и, как опять же сообщалось, ослепляли их; родители возвращались в свои ужасные квартиры, включали свет и находили своих детей ослепленными, где-то около дюжины детей ослепли прошлым летом; как раз во время того кошмарного нашествия, плюс июльских половодий, принесших больше дюжины кошмарных мертвых тел с размытого кладбища на вершине холма к таунхаусу у подножия, где жили Орин с двумя друзьями, в пригороде Чалметт, - конечности и внутренности валялись в грязи на улицах, а один из трупов прилег отдохнуть прямо рядом с их почтовым ящиком напротив дома, когда Орин вышел утром за газетой, - он и заставил своего агента найти новое пристанище. И вот встречайте его, стеклянные каньоны и безжалостный свет метрополии Феникса, и иссушенный пятачок недалеко от Туксона, где прошла иссушенная юность его отца.

Когда всю ночь снились кошмары о пауках-и-высоте, вставать утром особенно мучительно: нужно выпить три чашки кофе, два раза принять душ и иногда устроить пробежку, чтобы ослабить хватку, сжимающую горло души; и эти пост-кошмарные утра бывают даже хуже, если он просыпается не-один, если вчерашний Субъект хочет почирикать за жизнь или пообниматься, полежать в позе ложечек, и просит объяснить назначение перевернутых затуманенных изнутри стаканов на полу в ванной, комментирует его повышенную потливость, гремит посудой на кухне, готовит копченую рыбу или бекон, или что-то еще более ужасное, что нельзя намазать медом и что он должен слопать с пост-коитальным мужским удовольствием - у некоторых женщин есть такой пунктик «Накормить Моего Мужчину», они хотят, чтобы мужчина, который по утрам едва ли может съесть что-то серьезней тоста с медом, ел со смаком, расставив локти, загребая, издавая звуки. Даже проснувшись в одиночестве и потянувшись, медленно сев на кровати, отжав простыню и проследовав в ванную, Орин часами не может даже заставить себя думать о том, как он переживет этот день. Эти ужасные утра с холодными полами, горячими окнами и безжалостным светом – в душЕ рождается уверенность, что сквозь этот день ты будешь не идти, нет, ты будешь карабкаться, вертикально, а потом, в конце, снова засыпая, почувствуешь, что падаешь, опять, словно сорвался с чего-то высокого, отвесного.